мать: Adriana Rowle (née de Trefle-Picques), француженка, чистокровная
отец: Gilbert Rowle, чистокровен
брат: Thorfinn Rowle, чистокровен
сестра: Gwendolyn Avery (née Rowle),чистокровная
дядя: Jeremiah Rowle, чистокровен
Бабушка и дедушка со стороны матери: Adélard de Trefle-Picques + Béatrice de Trefle-Picques (née Bonaccord), чистокровны
Со стороны отца: Justus Rowle + Cassandra Rowle (née Bulstrode), чистокровны

Седрик Роули родился в семье, где богатство не обсуждали — им дышали. Роули владели одним из самых старых и прибыльных бизнесов в магическом мире: они занимались портальными перевозками, которые обслуживали как торговцев, экспедиции, так и частных лиц. Он был средним сыном. Это всегда было его незримой ролью: не первым, на кого возлагают надежды, и не последним, кого оберегают. Старший брат Торифин был наследником — прямой, уверенный, любимец отца, почти идеальный продол­жатель дела Роули. А Седрик… всегда был другим. Чужим. Тихим, слишком внимательным, слишком восприимчивым к тому, что другие не замечали и замечать не хотели.

Его дар проявился рано вместе с его первым проявлением магии в семь лет. Тогда он впервые вздрогнул в пустой комнате, почувствовав, как по его коже пробежал ледяной холод, и через несколько часов умерла соседка, старая ведьма, которой он никогда особо не интересовался. Он просто знал, что это связано. Он чувствовал это каждой клеточкой. Мать заплакала, когда он рассказал. Отец попросил «не выдумывать». А дед — дед Юстус только медленно кивнул, будто узнал в мальчике что-то очень старое и давно забытое. Именно к деду Седрик тянулся с детства: к его спокойствию, к его неторопливым словам, к его старым книгам, пахнущим пылью и засохшими травами. Они сидели вместе на в семейной библиотеке, перебирали древние талисманы, читали тексты, которые большинство магов считали чепухой или архаикой. Юстус рассказывал ему о своем деде, и о его даре, что тот тоже предсказывал смерть. И впервые Седрик понял: он не сломанный. Он — продолжение старой линии.

Но родителям было трудно это принять. Мать хотела «нормального сына», такого, который приносит из школы обычные истории и не смотрит порой так, будто видит что-то, что лучше бы не видеть. Отец относился к нему с уважением — формальным, холодным. Он уважал магию, силу, знания — но не то, что невозможно держать под контролем. И уж точно не то, что не приносило прибыли.

В Хогвартсе Седрик попал на Слизерин. Логично, наверное — его спокойствие, осторожность, закрытость легко приняли за амбицию и самоконтроль. Он не спорил. Ему было всё равно, какой цвет на его галстуке — он давно научился жить вне чужих ожиданий. На факультете он держался в стороне, не из снобизма, а потому что чувствовал слишком много. Слизеринцы считали его «чудноватым», а иногда — пугающим. После того случая, когда он тихо предупредил однокурсника не участвовать в ночных вылазках накануне Самайна, потому что «чувствует неладное», и тот — не поверил, ушёл, сорвался с лестницы и погиб, — с Седриком предпочли не шутить. Многие его обходили так, будто он был не человеком, а заклинанием, которое лучше не трогать без нужды.

Он никогда не жалел, что сказал правду. Он жалел только, что не смог сказать иначе — так, чтобы его услышали.

В школе он увлёкся рунами. Не сухими таблицами, которые заставляли зубрить, а их историей, их истинным смыслом, связью с магией, которая была древнее любого факультета, любого министерского отдела. Руны были тихими, точными, честными. Они не вели себя, как люди. Он вступил в шахматный клуб — там не нужно было говорить много, только думать. Ему нравились волшебные шахматы, и порой помогали почувствовать себя нормальным.

После школы он собирался стать рунологом. Уже нашёл наставника, собрал материалы, получил рекомендации. Всё шло ровно — впервые в жизни ровно. Но письмо из Министерства всё изменило. Его приглашали в Отдел Тайн — мягко, но настойчиво, как приглашают тех, кого выбрали заранее. Седрик понимал, что такие приглашения не повторяются. И отказываться было глупо, опасно или просто неправильно — он сам не мог решить что именно. Он принял предложение.

Стажировка в Комнате Смерти была для него чем-то одновременно естественным и мучительным. Там он впервые понял, насколько тонка граница между тем, что живёт, и тем, что уходит из мира. Туманное, вязкое место, где время будто вязло в стенах, было ему ближе, чем собственная семья. Его коллеги иногда вздрагивали, когда он проходил мимо — не потому что он был груб или резок. В нём было что-то… тихое, тёмное, древнее — то, от чего у людей перехватывает дыхание.

Он никогда не стал Пожирателем смерти, в отличие от отца и брата. Однако, когда Пожиратели получили контроль над Отделом Тайн, его положение изменилось: ему стали доверять больше, давать доступ к текстам, которые веками никто не открывал.

Седрик Роули никогда не был злым, мрачным или сломанным, как говорили о нём за спиной. Он был человеком, который слишком близко стоял к тому месту, где заканчиваются истории. Он чувствовал то, что другие боялись признать. И, возможно, поэтому никогда не принадлежал полностью ни семье, ни школе, ни Министерству.

Но одна вещь в нём была неизменной: он жил осторожно, мягко, будто каждый его шаг — это шаг по границе, которая может исчезнуть в любой момент.

И, по правде говоря, он всегда знал: когда-нибудь она исчезнет. Но не сегодня. И пока он здесь — он продолжает изучать, понимать и помнить то, что другие предпочитают не замечать.

Основной персонаж: этот
Связь: приходите в лс с: